27 февраля 2013 года в кинотеатре «Спартак» был показан фильм-спектакль по пьесе Уильяма Шекспира «Тимон Афинский». Подобные показы, как правило, не вписываются в традиционную структуру российского кинопроката, как и во всём мире, ориентированного, прежде всего, на молодёжную аудиторию с такими практически непременными её атрибутами, как Coca-Cola и попкорн. Тем отрадней тот факт, что в Воронеже в рамках проката в отдельно взятом кинотеатре проходит всё больше мероприятий, стремящихся привлечь качественно иную аудиторию.
Надо сказать, что эта аудитория охотно откликается на попытки кинотеатра выстроить новые формы диалога. Иллюстрацией данного тезиса является довольно неплохая заполненность кинозала, учитывая устойчивую ассоциацию самого Шекспира с чем-то древним, ветхим, совершенно вышедшим из моды, вернее, никогда этой моде не соответствующим. Хотя большая часть публики представляла собой людей среднего возраста, видимо, привыкших посещать театры, было и некоторое количество молодёжи, среди которой нашлись единицы с едой и напитками. Без сопровождения этих атрибутов, видимо, просмотр любого кино, пусть и связанного с фамилией Шекспир, представляется им невыносимым.
Постановка «Тимон Афинский» Николаса Хитнера оказалась традиционной интерпретацией шекспировской пьесы (кстати, ряд исследователей считает, что пьеса не полностью написана Шекспиром, отмечая некоторые несвойственные перу Великого Барда фрагменты) — персонажи произносят канонический текст, пусть и немного укороченный, герои выряжены в современные одежды, а действие перенесено в Лондон наших дней.
Поэтому постановку Королевского Национального театра Великобритании не стоит рассматривать в рамках постмодернистского дискурса или даже в приближении к нему. Нет, перед нами вполне традиционная пьеса, что подчёркивается архаичностью используемого в ней английского языка, на котором изъясняются персонажи. Скорее, решение одеть действующих лиц в современную одежду продиктовано театральной традицией, подразумевающей, что приметы времени могут не соответствовать времени действия пьесы (так, и во времена Шекспира пьесы на античные сюжеты ставились в декорациях XVII века), однако при условности театра, как рода искусства вообще, такие детали перестают быть важными.
Здесь можно было бы вставить одно существенное «но»: по всем предматчевым раскладам получалось, что постановка должна обладать сатирической направленностью на современное капиталистическое общество, ведь недаром Тимон превращается в преуспевающего финансиста, а идеей, старательно выдвигаемой Николасом Хитнером из текста оригинальной пьесы на первый план, является «жизнь в долг». Ближе к финалу постановки на сцене появляются юнцы, кажущиеся срисованными, скорее, не с персонажей «Occupy Wall Street», что было бы понятно, учитывая схожие роли Афин в Древней Греции и США-Великобритании сейчас, а с ребят из тех же самых Афин, но современных, упоенно жгущих машины и закидывающих полицейских бутылками и камнями, более того, становящихся самой властью вследствие глубокого экономического кризиса в Греции.
Однако все эти костыли не помогают постановке стать современной. Тимон роется в помойке, но не становится похожим на английского нищего, он плоть от плоти древний грек — Диоген, без устали разглагольствующий и презирающий людей. В тексте пьесы присутствует и другой персонаж подобного склада — «Алемант, язвительный философ», в первой части постановки призванный оттенять филантропствующего Тимона и окружающее его льстивое общество. По сравнению с текстом Шекспира персонажи не осовремениваются, они выглядят так же архаично и неуместно, как Иван Васильевич в царском облачении, поднимающийся в лифте эпохи развитого социализма.
Сильной стороной постановки является игра актёров, хотя, учитывая то, что Королевский Национальный театр — один из ведущих в Британии, было бы странно ожидать иное. При просмотре постановки выявляется и другая характерная черта, свойственная фильмам-спектаклям, показываемым в рамках проекта National Theatre Live — они очень хорошо сняты: кажется, что смотришь не спектакль в Лондоне, а полноценный арт-фильм. Так, ближе к концу «Тимона Афинского» даже и подобная форма киноискусства кажется недостаточно точной для сравнения, последние кадры спектакля воскрешают в памяти эстетику высокобюджетного видеоклипа, фрагментарно чередующего забвение и пробуждение.
Финал не отступает от общей канвы постановки Николаса Хитнера, а значит: «Timon is dead. Long life Timon». Всё, как завещал дедушка Шекспир.
